«Плющ» (часть 2)

Плющ

(Стивен Кинг)

 

Часть вторая

 

Краткое содержание первой части

 

Джон Кентон, учившийся в Брауновском университете, специалист по английскому языку, бывший президент литературного общества, столкнулся с суровыми реалиями: теперь он – один из четырех редакторов в третьесортном нью-йоркском издательстве «Зенит Хаус», выпускающим книги в мягкой обложке.

«Зениту», который занимает последнее 15-е место в списке аналогичных издательств, принадлежат два процента рынка книг в мягкой обложке. Все работники «Зенита» опасаются, что родительская корпорация «Апекс» выставит их издательство на продажу, если в 1981-м году ситуация с продажами радикально не изменится... что выглядит маловероятно с учетом слабой сети распространения книг.

4 января 1981 года Кентон получает письмо-заявку от Карлоса Детвейлера, проживающего в городе Сентрал-Фолс, штат Род-Айленд. Детвейлеру 23 года, он работает в местном цветочном магазине и пытается сбыть свою книгу «Правдивые истории о заражениях демонами». Кентон прекрасно понимает, что у Детвейлера нет никакого писательского таланта… но он также прекрасно знает, что  этим талантом не обладает практически никто из писателей, с которыми сотрудничает «Зенит» (доказательством является тот факт, что бестселлером «Зенита» оказалась серия книг «Мачо Мэн»). Он просит Детвейлера выслать несколько глав из книги и краткое описание сюжета. Вместо этого Детвейлер высылает полностью всю книгу, которая превзошла самые худшие опасения Кентона, надеявшегося, что ее можно  будет переписать и предложить поклонникам «Ужасов Амитивилля». Но самым кошмарным из всего этого оказались присланные фотографии. Некоторые были очевидными подделками, но на четырех фотоснимках отчетливо видно человеческое жертвоприношение, реалистичное до отвращения: вскрытая грудная клетка старика и извлеченное из него кровоточащее сердце.

История, рассказанная в эпистолярном жанре, продолжается письмом Джона Кентона его невесте, Рут Танака, которая работает над кандидатской диссертацией в Калифорнии.

 

 

30 января 1981 года

 

Дорогая Рут,

Мне тоже было приятно поговорить с тобой вчера вечером. Несмотря на то, что ты находишься на другом конце страны, я не знаю, что бы без тебя делал. Наверное, это был худший месяц в моей жизни, и без тебя и твоей поддержки не представляю, как бы я его пережил. Поначалу я испытал сильный шок и отвращение от тех фотографий, но потом обнаружил, что можно ко всему привыкнуть, и Роджер, несмотря на то, что пытается играть роль сварливого редактора из рассказа Дэймона Раньона[1] (или из пьесы Бена Хекта[2], не помню), оказался настоящим другом с золотым сердцем. Когда всё это навалилось на меня, он не переставал оказывать мне поддержку.

Страх плох, но гораздо хуже ощущение собственной глупости. Когда человек напуган, он может призвать себе на помощь свое мужество. Когда он унижен,  ему остается лишь позвонить своей невесте, находящейся далеко, и поплакаться ей в жилетку. Поэтому хочу поблагодарить тебя – за то, что была всё это время со мной, за то, что поняла меня… и не окрестила меня старой истеричной дамой, шарахающейся от всякой тени.

После вчерашнего нашего разговора мне позвонил Бартон Иверсон, начальник полиции Сентрал-Фолса. Он был  в высшей степени выдержан, однако позволь мне для начала восстановить всю цепочку событий с момента получения рукописи Детвейлера в прошлую среду. Понимаю твое вчерашнее замешательство, но теперь после ночного сна, надеюсь, я смогу объяснить всё лучше (и без участия «Ма Белл»[3], бьющей по карману!)

Кажется, я говорил тебе, что реакция Роджера на фотографии с жертвоприношением была мгновенной и незамедлительной. Он примчался ко мне, сломя голову, оставив двух оптовых торговцев ждать в его офисе (по-моему, Фланнери О’Коннор[4] однажды сказала, что хорошего оптового торговца еще нужно поискать), и когда я показал ему снимки, он побледнел, зажал рукой рот и издал странный звук, словно подавился, из чего я сделал вывод, что, скорее всего, был прав относительно качества фотографий (хотя в данном контексте слово «качество» - неудачное слово, но более подходящего я не могу подобрать).

Он постоял молча минуты две, затем сказал мне, что следует позвонить в полицию Сентрал-Фолса, но больше никому ни о чем не распространяться.

- Всё же они могут оказаться подделками, - сказал он, - но лучше не рисковать. Положи их обратно в конверт и не прикасайся к ним больше. Там могут быть опечатки пальцев.

- Но они не похожи на подделки, - сказал я. - Не правда ли?

- Не похожи.

Он вернулся к оптовым торговцам, а я позвонил в полицейский участок Сентрал-Фолса, это был мой первый разговор с Иверсоном. Он внимательно прослушал весь мой рассказ, а затем взял номер моего телефона. Он сказал, что перезвонит через пять минут, но причину не объяснил.

Он перезвонил приблизительно через три минуты и велел отнести фотографии в 31-й полицейский участок на Парк Авеню Саут 140, после чего нью-йоркская полиция перешлет фотографии с жертвоприношением в Сентрал-Фолс.

- В три часа дня мы их получим, - молвил он. – А может, и раньше.

Я спросил его, что он собирается делать до той поры.

- Ничего особенного, - ответил он. – Отправим полицейского в штатском в этот цветочный дом и выясним, работает ли еще там Детвейлер или уже нет. Надеюсь, что это не вызовет подозрений. До тех пор, пока я не увижу фотографий, мистер Кентон, ничего больше я сделать не могу.

Я с трудом удержался, чтобы не сказать ему, что он может сделать гораздо больше. Я не хотел, чтобы Иверсон меня отфутболил, как типичного нахального нью-йоркца, и не хотел раздражать этого парня своей суетой. В конце концов, напомнил себе я, Иверсон ещё не видел фотографий. Наверное, в данных обстоятельствах он действовал максимально оперативно, ведь у него был только звонок от незнакомца, незнакомца, который запросто мог оказаться чудаком.

Я добился от него обещания, что он перезвонит мне сразу, как только получит фотографии, а потом отправился с фотоснимками в 31-й полицейский участок. Там уже меня ждали: сержант Тиндейл встретил меня в приемной и взял конверт с фотографиями.

Он также взял с меня слово, что я останусь в участке, пока мне не сообщат.

- Имеете в виду начальника полиции Сентрал-Фолс...

- Нет, не его, - сказал Тиндейл, словно я спросил о дрессированной обезьянке. – Нас.

Малышка, все фильмы и романы соответствуют действительности в том, что проходит совсем немного времени, и ты уже сам начинаешь чувствовать себя преступником. И вот ты ждешь, как кто-то повернет лампу с ярким светом тебе в глаза, закинет ноги на старый, полуразвалившийся стол, откинется назад, выдохнет сигаретный дым тебе в лицо и спросит: "Отлично, Кармоди, так где же ты спрятал трупы?" Сейчас я могу посмеяться над всем этим, но тогда мне было явно не до шуток.

Я хотел, чтобы Тиндейл взглянул на фотографии и поделился со мной своим мнением, подлинны они или нет, но он просто прогнал меня, напомнив напоследок «держаться рядом», как он выразился. Начался дождь, я не смог поймать такси, и, пройдя семь кварталов обратно к «Зенит Хаус», я промок. Я также съел полтаблетки от живота.

Роджер был в моем кабинете. Я спросил его, ушли ли оптовые торговцы, и он   махнул рукой в их направлении.

- Отправил одного обратно в Куинс[5], а другого – в Бруклин, - ответил он. -  Воодушевлены. Они продадут по 50 копий книги «Муравьи из ада». Тупицы.

Он закурил.

- Что сказали копы?

Я повторил слова Тиндейла.

- Звучит зловеще, - сказал он. – Дьявольски зловеще.

- На твой взгляд, они подлинны, да?

Он поразмышлял, затем кивнул.

- Подлинны на сто процентов.

- Хорошо.

- Что ты увидел в этом хорошего? Нет ничего хорошего ни в грамме этой истории.

- Я хотел сказать…

- Да, я знаю, что ты хотел сказать.

Он встал, отряхнул по привычке свои брюки и попросил перезвонить ему, если я узнаю что-то новое.

- И никому ни слова.

- Херб пару раз заглянул сюда, - сказал я. – По-моему, он решил, что ты увольняешь меня.

- Неплохая мысль. Если он спросит тебя напрямую…

- Соврать ему.

- Правильно.

- Всегда приятно соврать Хербу Портеру.

Он остановился у двери, собираясь что-то сказать, но в этот момент в комнату зашел, толкая перед собой мусорную корзину с отклоненными рукописями, Ридли,  ответственный за почтовые отправления.

- Ты здеся пачти всё утра, мист Адлер. Сабираишся увалнят миста Кентана?

- Убирайся отсюда, Ридли, - сказал Роджер, - и если не перестанешь позорить свою расу этим отвратительным произношением, я уволю тебя.

- Слушаюс! – ответил Ридли и покатил мусорную корзину дальше.- Ужо ушол, ужо ушол!

Роджер взглянул на меня и в отчаянии закатил глаза.

- Как только – так сразу, - повторил он и вышел из моего кабинета.

После обеда начальник полиции Иверсон позвонил мне. Их человек установил, что Детвейлер работает в цветочном доме, который представляет собой аккуратное длинное здание на улице, «идущей под гору» (выражение Иверсона). Его человек зашел туда, купил пару красных роз и вышел оттуда. Его обслужила миссис Тина Барфилд, собственница магазина, согласно документам, которые полиция получила из мэрии. На парне был бейдж с именем Карлос; он принес розы, подрезал их и упаковал букет. Человек Иверсона дал ему лет 25, сказал, что тот темноволос, неплох собой, но полноват. Карлос был очень напряжен и почти не улыбался.

За магазином была расположена невероятно длинная оранжерея. Человек Иверсона сделал замечание по этому поводу, и миссис Барфилд ответила ему, что оранжерея длиной с квартал и ее называют «маленькими джунглями».

Я спросил Иверсона, получил ли он фотографии по телеграфной связи. Он ответил, что еще не получил, но подтвердил, что Детвейлера они обнаружили. Признаюсь, Рут, это принесло мне некоторое облегчение.

Короче, акт третий, сцена первая - интрига сходит на нет, как мы, писатели, любим говорить. Мне позвонил сержант Тиндейл из 31-го полицейского участка и сообщил, что полиция Сентрал-Фолс получила фотографии и Иверсону достаточно было одного взгляда, чтобы приказать доставить Карлоса Детвейлера в участок для допроса. Тиндейл хотел, чтобы я немедленно явился в 31-й участок и написал заявление.

Я должен был принести рукопись «Заражений демонами» и всю переписку с Детвейлером. Я сказал Тиндейлу, что хотел бы перед этим снова поговорить с Иверсоном. На самом деле, я планировал сесть на поезд «Пилигрим» на Пенн-стейшн[6] и...

- Пожалуйста, никому не звоните, – сказал Тиндейл. – И никуда - НИКУДА, слышите, мистер Кентон? - не ходите, пока вы не пришагаете сюда и не напишете заявления.

Этот день приносил одни расстройства, и я был совершенно взвинчен. Мои нервы сдали, и, похоже, я не выдержал.

- Вы говорите со мной как с подозреваемым.

- Нет, - ответил он. – Нет, мистер Кентон.

Пауза.

- На данный момент - нет.

Еще одна пауза.

- Но фотографии он отправил именно вам, я не ошибаюсь?

На мгновение я был так поражен, что только молча открывал и закрывал рот, как рыба. Наконец, я сказал:

- Но я же объяснил это.

- Объяснили. А теперь придите сюда и объясните это в письменном виде, пожалуйста.

И Тиндейл повесил трубку, оставляя меня одновременно с чувством гнева и ощущением нереальности происходящего, но если быть честным, Рут, то по большей части с чувством глубоко поселившегося во мне страха.

Я заглянул в кабинет Роджера, наскоро рассказал ему о происходящем, стараясь оставаться в рамках здравомыслия, и направился к лифту. В этот момент из комнаты, где хранится почтовая корреспонденция, вышел Ридли, который катил свою тележку, на этот раз пустую.

- Нарушыли закон, мист Кентан? – прошептал он хрипло, когда я проходил мимо него. Говорю тебе, Рут, в тот день ничто не улучшало моего душевного спокойствия.

- Нет! – крикнул я так громко, что двое человек, поднимавшихся в вестибюль, обернулись на меня.

- Патаму шта если вы нарушыли, то мой кузэн Эдди – атличный адвакат. Дасэр!

- Ридли, - спросил я, – в каком университете ты учился?

- В Ко’нелле, мист Кентан, и эта была правда класна, - ухмыльнулся Ридли, демонстрируя белоснежные, как клавиши фортепьяно, зубы (и такие же многочисленные, что трудно было поверить, настоящие ли они).

- Если ты учился в Корнелльском университете[7], - сказал я, - то скажи, ради Бога, почему ты так разговариваешь?

- Как так, мист Кентан?

- Неважно, - ответил я, бросив взгляд на часы. – Всегда приятно подискутировать с тобой на философские темы, Ридли, но у меня назначена встреча, и мне нужно бежать.

- Дасэр! – воскликнул он, вновь сверкая своей неприличной улыбкой. – Но если вам нужон номир маего кузэна Эдди…

Но к тому времени я сбежал от него в вестибюль. Отвязавшись от Ридли, всегда испытываешь облегчение. Наверное, кощунственно так говорить, но лучше бы Роджер уволил его, потому что глядя на эту широченную ухмылку, больше похожую на клавиши фортепьяно, каюсь, я не удивлюсь, если выяснится, что Ридли заключил договор, согласно которому он будет пить кровь белых людей, когда грянет апокалипсис. Конечно же, вместе со своим кузеном Эдди.

Ладно, забудь обо всём этом. Я уже стучу по клавишам пишущей машинки больше полутора часов, и мое письмо начинает превращаться в повесть. Итак... акт третий, сцена вторая.

В полицейский участок я пришел поздно, вновь насквозь промокший: такси на улице не было, а дождь превратился в ливень. Только январский дождь в Нью-Йорке может быть таким холодным (Калифорния с каждым днем выглядит для меня привлекательнее, Рут!)

Тиндейл взглянул на меня, слабо улыбнулся и сказал:

- Полиция Сентрал-Фолса только что отпустила вашего писателя. Не было такси, да? Их никогда не поймаешь во время дождя.

- Они отпустили Детвейлера? – спросил я недоверчиво. – И он не наш писатель. Я от него шарахаюсь, как от чумы.

- Ну, ваш или не ваш, но вся эта история оказалась бурей в стакане воды, - сказал он, предлагая мне чашку кофе, которая, наверное, была самой мерзкой чашкой кофе, которую я когда-либо пил в своей жизни.

Он отвел меня в свободную комнату, это я расценил как акт милосердия с его стороны; у меня возникло, вероятно, параноидальное, но довольно сильное чувство, что люди, находящиеся в помещении для инструктажа в полицейском участке, украдкой поглядывают на преждевременно лысеющего редактора в дурацком твидовом костюме.

Похоже, эта история никогда не закончится. Примерно через 45 минут после того, как фотографии были доставлены по телеграфной связи в Сентрал-Фолс, и примерно через 15 минут после того, как был доставлен сам Детвейлер (не в наручниках, но в сопровождении двух здоровяков в синих костюмах), в участок явился полицейский в штатском, который прорабатывал цветочный дом после моего первого звонка. Всё это время у него были дела в другой части города.

Тиндейл сказал, что они поместили Детвейлера в маленькой комнате для допросов и оставили там одного, чтобы «обработать» его и заставить понервничать. Полицейский в штатском, который подтвердил то обстоятельство, что Детвейлер по-прежнему работает в цветочном доме, разглядывал фотографии сеанса с жертвоприношением в тот момент, когда из своего кабинета вышел начальник полиции Иверсон и направился в комнату для допросов, где был заперт Детвейлер.

- Иисусе, - промолвил полицейский в штатском, - до чего же они похожи на настоящие фотографии, так ведь?

Иверсон замер на месте.

- У тебя есть основания считать их подделками? – спросил он.

- Ну, когда я утром зашел в цветочный магазин, чтобы проверить того парня, Детвейлера, этот чувак, которому тут проделали хирургическую операцию на сердце без наркоза, сидел за прилавком, раскладывая пасьянс и глядя по телевизору "Надежду Райана"[8].

- Ты уверен в этом? – задал вопрос Иверсон.

Полицейский в штатском постучал пальцем по первой фотографии, на которой отчетливо было видно лицо «жертвы».

- Без сомнений, - сказал он. – Именно этот.

- Бога ради, тогда почему ты не сказал мне об этом? – спросил Иверсон, воображение которого уже, несомненно, нарисовало скорбную картину: Детвейлер, предъявляющий обвинения в ложном и злонамеренном задержании.

- Потому что меня о нем никто не спрашивал, - ответил детектив не без оснований. - У меня было задание проверить Детвейлера, что я и сделал. Если кто-нибудь попросил бы меня проверить этого парня, я бы проверил. Но никто не попросил. До свидания.

И он ушел, свалив всю ответственность на Иверсона.

Вот так всё было.

Мы обменялись взглядами с Тиндейлом. Через пару мгновений он смягчился.

- Как бы там ни было, мистер Кентон, особенно та фотография была очень похожа на настоящую… настоящую, как ад. Но в фильмах ужасов происходит нечто подобное. Один парень, Том Савини[9], может делать такие спецэффекты, что…

- Итак, Детвейлера отпустили.

Страх возник во мне, всплыв на поверхность, подобно советским подводным лодкам[10], которые постоянно ускользали от шведов.

- Можете верить, можете – нет, но ваша задница в полной безопасности, словно за броней, - сказал Тиндейл и добавил с рассудительностью, свойственной Александру Хейгу[11]. – Я утверждаю это на юридических основаниях. Вы поступили добросовестно, как должен поступать гражданин. Если бы Детвейлер мог доказать наличие злого умысла с вашей стороны, это другое дело… но черт подери, вы его даже не знали.

Подводная лодка показалась чуть выше, потому что в тот момент я почувствовал, что начинаю понимать его, Рут, и мои ощущения относительно Детвейлера ни тогда, ни сейчас нельзя было назвать добрыми и милыми.

- Кроме того, за необоснованный арест в суд подают не на осведомителя, а на полицию, которая прибывает, зачитывает права, а затем увозит в центр города в машине, в которой нет дверных ручек на заднем сиденье.

Осведомитель. Вот что порождало страх во мне. Подводная лодка всплыла полностью, лежа на поверхности воды, словно мертвая рыба при лунном свете. Осведомитель. Я не знал Карлоса Детвейлера... но он узнал кое-что обо мне. Нет, ему стал известен не тот факт, что я был президентом литературного общества Брауновского университета, не тот факт, что я начал преждевременно лысеть, и не то, что я помолвлен и скоро женюсь на хорошенькой девушке по имени Рут Танака из Пасадены… ничего из этого (и не дай Бог ему узнать мой домашний адрес, никогда, прошу тебя, Господи). Но теперь он знает, что я – тот самый редактор, по чьей вине его арестовали за убийство, которого он не совершал.

- Вы не знаете, - спросил я, - Упоминал ли Иверсон или кто-то еще из полицейского участка Сентрал-Фолс мое имя при Детвейлере?

Тиндейл закурил.

- Не знаю, - ответил он, - но уверен, что никто не упоминал.

- Почему?

- Это было бы непрофессионально. Когда вы начинаете вести дело - даже такое, что рассыпалось на глазах – каждое имя, о котором преступник не знает или о котором даже мог бы не знать, становится покерной фишкой.

Чувство облегчения, которое я почувствовал, было крайне не долгим.

- Однако нужно быть круглым идиотом, чтобы не догадаться о вас. Если только он не забросал этими фотографиями все нью-йоркские издательства. Как думаете, он мог такое сделать?

- Нет, - угрюмо ответил я. – Никакое другое нью-йоркское издательство не ответило бы даже на его первое письмо.

- Понятно.

Тиндейл поднялся, убирая со стола пенопластовые кофейные чашки и намекая тем самым, что мне пора уходить.

- Еще один вопрос, и я отстану от вас, - сказал я. – Другие фотографии были очевидными подделками, к тому же жалкими. Как же получилось, что одни фальшивки выглядят явно неудачно, в то время как другие сделаны чертовски здорово?

- Возможно, Детвейлер сам устроил фотосессию «священного» сеанса, а кто-то (скажем, ответ Сентрал-Фолс Тому Савини) загримировал «жертву». А может, Детвейлер специально ухудшил часть фотографий, чтобы вы серьезнее отнеслись к другим.

- Для чего ему всё это?

- Возможно, чтобы вы сели в лужу, что и произошло. Может, он так веселится.

- Но в результате его арестовали!

Он посмотрел на меня, как на ребенка.

- Представьте себе, мистер Кентон, какого-нибудь парня в баре, у которого имеются петарды. Смеха ради он заряжает петардой сигарету своего приятеля, пока тот облегчается в сортире или выбирает мелодию в музыкальном автомате. Парню это кажется самой смешной шуткой, какая только может быть на свете, хотя его приятель эту шутку вряд ли оценит, и парень это прекрасно знает. Приятель возвращается и вскоре закуривает. Две затяжки – и ба-бац! Всё лицо в табаке, пальцы обожжены порохом, а на коленях пролитое пиво. А его дружок (который уже не дружок) сидит на соседнем стуле и истерично хохочет. Понимаете, о чем я?

- Да, - неохотно ответил я, потому что начал понимать ситуацию.

- Парень, который зарядил сигарету петардой, не дурак, хотя, по моему мнению, тот, кто получает удовольствие от таких забав, напрочь лишен чувства юмора. Но даже люди с извращенным чувством юмора должны понимать, что лучше держать язык за зубами и не болтать. Но они болтают. Всегда болтают, мать их так. А теперь ответьте мне как литературно образованный человек (очевидно, Рут, он не был в курсе таких шедевров мировой литературы, как «Покромсай меня, дорогой», «Муравьи из ада» и грядущих «Мух из ада»), почему он не останавливается и распускает язык на свой страх и риск?

- Потому что он не предвидит будущность, - ответил я мрачно и начал понимать Детвейлера, Рут.

- Да? Я не знал такого слова.

- И он не знает. Он не способен предвидеть последствий своих действий.

- Вы – писатель, вам виднее. Я бы не подобрал удачного слова даже за тысячу лет.

- И таково объяснение всего произошедшего?

- Таково объяснение всего произошедшего, - он похлопал меня по плечу и проводил до двери. – Отправляйтесь домой, мистер Кентон. Выпейте чего-нибудь, примите душ, потом снова выпейте. Посмотрите телевизор. Поспите. Ради всего святого, вы проявили гражданскую позицию. Большинство людей просто выбросили бы эти фотографии и забыли бы о них… или поместили бы в свою частную коллекцию. Да, есть такие извращенцы, и по долгу службы я сталкиваюсь с ними. Идите домой и забудьте этот кошмар. И довольствуйтесь тем, что если книга Детвейлера так ужасна, как вы говорите, вы ему уже отказали.

Я последовал его совету, любимая: вернулся домой, выпил, принял душ, поел, еще выпил, посмотрел телевизор и лег спать. Приблизительно после трех часов мучительных попыток заснуть (перед моими глазами постоянно стояла картина разрезанной груди и кровоточащего сердца) я встал, выпил еще, посмотрел по телевизору фильм «Найти «Красную ведьму» с участием Джона Уэйна[12] (должен сказать, ему гораздо больше идет военная каска, чем  морская фуражка), уснул и проснулся с тяжелым чувством похмелья.

Прошло пару дней, и, как мне кажется, жизнь начала возвращаться в нормальное русло, как в издательстве «Зенит Хаус», так и моя личная. Думаю (ключевое слово - думаю), что всё закончилось, но, наверное, этот случай будет преследовать меня до конца жизни, как и мои детские сны, в которых я вставал, чтобы отдать честь флагу, и в тот момент у меня спадали штаны. Или пример получше. Билл Гелб, мой небезызвестный соредактор в «Зените», поведал мне, что как-то на приеме  рассказал анекдот одному мужчине (вопрос: как предотвратить групповое изнасилование черными парнями белой девушки? Ответ: кинуть им баскетбольный мяч).

«Я думал, что у него просто хороший загар, пока он гневно не выплеснул мне в лицо содержимое своего бокала, развернулся и ушел», - сказал Билл. Лично у меня не хватило бы мужества рассказать такую историю, в отличие от Билла, и по этой причине я еще не растерял остатки уважения к нему, несмотря на то, что считаю его ленивым и нетерпимым болваном. Другими словами, я чувствую себя глупцом… но, по крайней мере, всё позади. Если эта история с Детвейлером это превратит меня в истерика (того, кто энергично давал бы показания на судебном процессе над салемскими ведьмами[13]), то можешь смело разрывать нашу помолвку, потому что будь я девушкой, я бы не вышел замуж за того, как я.

Что касается меня, то я придерживаюсь мнения Тиндейла о том, что проявил гражданскую позицию. Сегодня мне вернули фотографии Детвейлера, но не буду тебе их высылать, иначе будешь видеть не очень хорошие сны. Я пришел к выводу, что все специалисты по визуальным эффектам - это несостоявшиеся хирурги. Если Роджер даст добро, я сожгу фотоснимки.

 

Люблю тебя, Рут

Обожающий тебя глупец Джон

 

 

Из офиса главного редактора

Кому: Джону Кентону

Дата: 2 февраля 1981 года

 

Сообщение: Так и сделай, сожги эти фотографии. И я больше не желаю ничего слышать о Карлосе Детвейлере.

Послушай, Джон, повеселились и хватит. Если наши дела в «Зенит Хаус» не сдвинутся с мертвой точки, нам всем придется искать новую работу. Я слышал, что «Апекс» рыщет в поисках покупателей. А это равносильно поиску дронтов[14] или птеродактилей. К этому лету мы просто обязаны заполучить книгу или книги, которые произведут шумиху, значит, нам пора начать суетиться. Начинай трясти деревья, хорошо?

Роджер

 

 

Служебная записка

Кому: Роджеру

От: Джона

Тема: Трясти деревья?

 

Какие деревья? «Зенит Хаус» существует на Великих Равнинах американского издательского бизнеса, и ты прекрасно это знаешь.

Джон

 

 

Из офиса главного редактора

Кому: Джону Кентону

Дата: 3 февраля 1981 года

 

Сообщение: Найди дерево или ищи новую работу. Всё предельно просто, милок.

 

 

4 февраля 1981 года

 

Кому:

Г-ну Джону «Иуде» Кентону

Дерьмовому издательству "Зенит ДурёХаус"

Навозное авеню, дом 490

Город Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10017

 

Дорогой Иуда,

Вот так ты меня отблагодарил за мою книгу. Хорошо, я всё понял. Мне следовало этого ожидать. Считаешь себя ШИБКО УМНЫМ? Ладно. Понятно. Ты всего лишь грязный предатель и ублюдок. Сколько ты уже украл? Полагаю, очень много. Считаешь себя ШИБКО УМНЫМ, но ты всего лишь «Скрипучая Половица» во «ВСЕЛЕНСКОМ ЗДАНИИ». На ТАКИХ, КАК ТЫ, есть управа. Вероятно, ты думаешь, что я приду и накажу тебя. Но я не собираюсь этого делать. Я не хочу «пачкаться о такую грязь, как ты», как говаривал мистер Кин. Но я разделаюсь с тобой, если захочу. И я хочу этого! ОЧЕНЬ ХОЧУ!!!!

Кроме того, ты нагадил здесь, в Сентрал-Фолсе, и думаю, ты доволен собой. Это уже не имеет значения. Я еду на Запад. Послал бы тебя подальше, но кто захочет с тобой совокупиться? Точно не я. Я отказался бы это сделать, даже если бы был девчонкой, а ты - Ричардом Гиром[15]. Отказался бы, даже если бы ты был шикарной девчонкой с хорошей фигурой.

Я уезжаю, но моя книга защищена законом об авторском праве, и я надеюсь, ты знаешь, что это такое, даже если не можешь отличить дерьмо от гуталина. Так что заруби это на своем длинном носу, мистер Иуда Кентон. Бывай.

 

Презираю тебя,

Карлос Детвейлер

В пути

США

 

 

7 февраля 1981 года

 

Дорогая Рут,

Мне пришло письмо от Карлоса Детвейлера с парой ласковых (в любом случае, в глубине души я ожидал этого), а потом я получил хорошую новость. С помощью нашего допотопного, полуживого ксерокса я сделал копию его письма и посылаю его тебе. В своем гневе он лиричен и оригинален; мне особенно понравилась строчка, где он назвал меня скрипучей половицей во вселенском здании… фраза, которой позавидовал бы сам Карлейль[16]. Он ошибся при написании имени Ричарда Гира, хотя, может, это было художественное допущение. В общем, я наконец-то вздохнул с облегчением – всё закончилось. Парень энергично направился навстречу Великому Американскому Западу. Несомненно, с секатором для обрезки роз в перевязи на боку[17].

«Хорошо, но действительно ли он уехал?» - спросишь ты. И ответом будет: да, действительно.

Получив вчера письмо от Детвейлера, я сразу же связался с Бартоном Иверсоном из полиции Сентрал-Фолса (после разрешения от Роджера на междугородний разговор, данного с неохотой, нужно добавить). Я решил, что Иверсон согласится с моей просьбой проверить цветочный дом, так оно и случилось. Похоже, что реалистичные фотографии жертвоприношения тоже не давали ему покоя, а в последнем письме Детвейлера прозвучали довольно угрожающие нотки. Он отправил своего человека по имени Райли (думаю, того же самого, что и раньше) для проверки, и через полтора часа он (Иверсон, не Райли) перезвонил мне. По-видимому, сразу после освобождения из-под стражи Детвейлер официально уволился, и та женщина, миссис Барфилд, разместила в местных газетах объявление о вакансии помощника цветовода.

Еще одна любопытная деталь: Райли узнал, что человека на фотографиях с жертвоприношением зовут Норвилл Кин. Уверен, что именно его упоминал Детвейлер в своих первых двух письмах («Зачем описывать гостя, когда его можно просто увидеть» и прочие перлы). Полицейский задал миссис Барфилд несколько вопросов относительно того, как были поставлены сцены на тех фотоснимках, а она, ба-бац, словно язык проглотила. Спросила у него, это что, официальное расследование? Конечно, нет, на этом разговор и прекратился. Иверсон сказал мне, что Райли не смог вытянуть из миссис Барфилд ни слова по поводу хоть какой-нибудь фотографии, поэтому зацепиться больше было не за что… и, по-моему, никто в Сентрал-Фолс особо не старался зацепиться. Иверсон был искренен со мной. «Не буди психов, пока спят тихо», - сказал он, и я с ним более чем согласен.

Если новая книжица Энтони ЛаСкорбии будет называться «Растения из ада», я уволюсь.

Надеюсь, на этой неделе, чуть позже, я напишу тебе подробное письмо. Я подумал, что тебе будет важно узнать, что всё разрешилось. Тем временем я вернулся к написанию по ночам своей книги, а днем нахожусь в поисках бестселлера, который мы сможем приобрести за 2 500 долларов. Как, по-моему, однажды сказал президент Линкольн: «Офигенной удачи тебе, индейка».

Спасибо за твой телефонный звонок и за последнее письмо. И отвечая на твой вопрос: да, я тоже о*з*а*б*о*ч*е*н*н*ы*й.

 

С любовью,

Джон

 

 

19 февраля 1981 года

 

Уважаемый г-н Кентон,

Вы меня не знаете, но я немного знаю вас. Меня зовут Роберта Солрак, и я запоем читаю книги Энтони ЛаСкорбии. Я разделяю его точку зрения, что природа скоро взбунтуется!!! Так или иначе, в прошлом месяце я, как его почитательница, написала мистеру ЛаСкорбии письмо, и он ответил мне! Я была так взволнованна, это была такая честь для меня, и я отправила ему дюжину роз. Он ответил, что это не менее взволновало его, и он так же считает за честь (получить розы), потому что никто до этого не дарил ему цветов.

Короче, в нашей переписке он упомянул ваше имя, сказав, что благодаря вам достиг такого успеха на литературном поприще. Я не могу подарить вам розы, так как я «оказалась на мели», но я высылаю маленькое растение для вашего рабочего места через UPS[18]. Оно принесет вам удачу.

Надеюсь, что у вас всё благополучно, и продолжайте в том же духе!

 

С безграничным уважением,

Роберта Солрак

 

 

Служебная записка

Кому: Роджеру

От: Джона

Тема: Безумие продолжается

 

Взгляни на это письмо, Роджер. А потом прочитай слово «Солрак» наоборот. По-моему, я на самом деле схожу с ума. Чем я заслужил этого типа?

 

 

Из офиса главного редактора

Кому: Джону Кентону

Дата: 23 февраля 1981 года

 

Сообщение: может, ты уже шарахаешься от каждой тени? В противном случае, что ты собираешься делать? Попросишь у полиции Сентрал-Фолса завести новое дело? Допустим, что это действительно Детвейлер (фокус с фамилией вряд ли является совпадением, и стиль написания в чем-то схож, хотя очевидно, что письмо было напечатано на другой пишущей машинке), но это, если так можно выразиться, всего лишь безобидное, детское преследование. Мой тебе совет - забудь о нем. Если «Роберта Солрак» пришлет тебе посылку с растением, отправь ее в мусоропровод для сжигания отходов. Не исключаю вероятности, что там окажется ядовитый плющ. Джон, ты сам себя заводишь. Говорю тебе на полном серьёзе: забудь обо всем.

Роджер

 

 

Служебная записка

Кому: Роджеру

От: Джона

Тема: «Роберта Солрак»

 

Ядовитый плющ, фига с два. Парниша работал в оранжерее. Скорее всего, там окажется сонная одурь, или белладонна, или что-то в этом роде.

Джон

 

 

Из офиса главного редактора

Кому: Джону Кентону

Дата: 23 февраля 1981 года

 

Сообщение: Я, было, подумал притащить свою задницу и поговорить с тобой по душам, но через несколько минут жду звонка от Харлоу «Лесоруба Комет» Эндерса и не хочу выходить из кабинета. Но может, это и к лучшему, что я пишу, потому что ты, похоже, веришь только написанному.

Джон, остановись. Дело Детвейлера осталось в прошлом. Знаю, что вся эта история огорошила тебя (черт возьми, да и меня тоже), но тебе нужно остановиться. У нас тут не менее серьезные проблемы, на тот случай если ты забыл. В июне будет переоценка нашего финансового состояния, и похвалиться нам пока особенно нечем. Это значит, что в сентябре мы все можем вылететь к чертовой матери. Наш «год отсрочки» начал сокращаться. Брось мысли о Детвейлере и, ради Бога, найди мне что-нибудь, что будет продаваться.

Говорю тебе прямым текстом. Ты мне по душе, Джон, но забудь и возвращайся к работе, или мне придется принять неприятное решение.

Роджер

 

 

Служебная записка

Кому: Ридли

От: Джона Кентона

Тема: Возможно, придет посылка

 

Где-то через семь-десять дней мне может прийти посылка через UPSиз Среднего Запада[19]. Имя отправителя будет Роберта Солрак. Если тебе попадется на глаза такая посылка, позаботься, чтобы я ее не увидел. Другими словами, немедленно уничтожь ее в ближайшей мусоросжигательной печи. Подозреваю, ты в курсе дела Детвейлера. Всё это может быть взаимосвязано, и содержимое посылки может представлять опасность. Вряд ли придет, но есть вероятность.

 

Благодарю,

Джон Кентон

 

 

Служебная записка

Кому: Джону Кентону

От: Ридли

Тема: Возможно, придет посылка

 

Дасэр, мист Кентан!

Ридли / отдел обработки почты

 

 

Из СВЯЩЕННОЙ КНИГИ КАРЛОСА

СВЯЩЕННЫЙ МЕСЯЦ ФЕББЫ (Запись #64)

 

Я знаю, как достать его. Я привел механизм в действие, хвала Аббале[20]. Хвала Зеленой Деметре[21]. Я до всех доберусь. Зелень-зелень, ее стоит увидеть, уверен. Ха! Ты, Иуда! Как мало ты знаешь! Зато я знаю! Всё знаю о твоей подруге, только она теперь ДЬЯВОЛИЦА, как мало ты о ней знаешь! В твоем стойле завелся другой жеребец, господин Иуда Раздутый Редактор! Уиджа сказала, что его имя – ГЭРИ! Я видел их в своих снах, и ГЭРИ - СТРАШЕН! В отличие от тебя, маленький слабачок Иуда! Скоро я пришлю тебе подарочек! Все благоденствуют! Каждый Иуда чувствует себя в безопасности в руках Аббалы! Приди, Аббала! Приди, Великая Деметра!

 

Приди, Зелень!

 

 

Конец второй части (1983)